Главная   Галереи     Полезные ссылки     Обмен ссылками Лев Николаевич Толстой.       К 174-летию со дня рождения Льва Толстого.       Лев Николаевич - самый актуальный русский писатель. Чтобы не размазывать безапелляционную энергию данного тезиса собственными измышлениями, вот они, несколько годящих непроизвольных изъятий из него самого:       "Никакая художническая струя не увольняет от участия в общественной жизни";       "Я отрекся от жизни нашего круга, признав, что это не есть жизнь, а только подобие жизни...";       "Прошёл месяц - самый мучительный в моей жизни. Переезд в Москву. [...] Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргию, и пируют";       "Приходишь в недоумение, как могут люди нашего круга жить спокойно, зная, что они погубили и догубляют целый народ...";       "Мучительная тоска от сознания мерзости своей жизни среди работающих для того, чтобы еле, еле избавиться от холодной, голодной смерти, избавить себя и семью... Вчера проехал мимо бьющих камень, точно меня сквозь строй прогнали...";       "Не может земля быть предметом собственности, не может она быть предметом купли и продажи, как вода, как воздух, как лучи солнца";       "Нигде в Европе нет столь деспотического правительства и до такой степени согласного с царствующей церковью".       "Жизнь, окружающая меня, становится все безумнее, и безумнее: еда, наряды, игра всякого рода, суета, шутки, швыряние денег, живя среди нищеты и угнетения, и больше ничего. И остановить это, обличить, усовестить нет никакой возможности. Глухие скорее услышат, чем кричащие не переставая";       "Я убедился, что Россия или должна пасть, или совершенно преобразоваться".       Теперь о том же, но от противного. Почитаемый некими и некоторыми живо(?)писец Илья Глазунов как-то изволил высказаться в том смысле, что Толстой не кто иной, как идейный отец гулаговских концлагерей. Почему? Да потому, что призывал лечить трудом.       И опять, чтобы не размазывать доказательства, - к сему эпизод из истории русской литературы XIX века. Случилось раз Виссариону Григорьевичу Белинскому прочесть какую-то полемическую статью Александра Ивановича Герцена. А тот возьми и спроси великого критика: "Ну как?" - "Хорошо, - ответствовал Белинский, - только охота тебе с таким дураком спорить!"       Виссарион Григорьевич, впрочем, как и Иосиф Виссарионович, был суров, но порою справедлив в своих оценках. А потому подвинем Глазунова и выдвинем кого-нибудь другого, я бы сказал даже - совсем другого. А именно - когда-то даже скандально известного английского беллетриста Д. Х. Лоуренса, который имел некоторое знакомство с русской литературой и, материализуя его, написал, между прочим, в 1930 году предисловие к "Опавшим листьям" Василия Розанова. Где, как оказалось, писал: "Если бы Толстой увидел сегодняшнюю Роевню, он до крайности изумился бы. А Розанов, думаю, вовсе не удивился. Он чувствовал, что это неизбежно".       Напомню на всякий случай, что Розанов спецом, чтоб засвидетельствовать свое любопытство, навещал Толстого в Ясной Поляне. И даже поцеловал ему руку на прощанье. А Толстой записал о нём после встречи в дневнике: "Малоинтересен". Вряд ли именно эта формулировка адекватна Василию Васильичу. Но ещё менее адекватна оценка Лоуренсом пророческих способностей яснополянского сначала молодца и только потом уже старца. Вот ещё один эпизод, сохраненный пером толстовского секретаря и летописца Николая Гусева, который был тогда молодым человеком и в будущее, более чем вероятно, смотрел с эмпирической надеждой. Короче, Гусев записывает:       "В 1908 году было получено письмо из тюрьмы, в котором описывалось, как мучают политических арестованных при допросах, тушат об их тело зажженные папиросы и прочее. У Льва Николаевича тогда болела нога, он сидел в движущемся кресле, и я прочитывал ему вслух полученные письма. Когда я кончил чтение этого письма, Лев Николаевич, глядя на меня, произнес: - Это ваше будущее".       Замечу: будущее персонально Гусева оказалось вполне благополучным, а сам Толстой никак не циклился на такой ерунде, как лавры провидца. Если что его и волновало в этом отношении, так это отвращение к настоящему, понимаемому как пусковое устройство для размещения в будущем. Есть такой человек Григорий Померанц, который ещё лет двадцать с гаком тому назад задался вопросом, как мог Толстой "философствовать так, словно до него не было никакой философии?" Откуда это? Ответ Померанца: "Русские мыслители начала XX века вырастают из романов Достоевского и Толстого... Почти все они комментируют Достоевского и полемизируют с Толстым..."       Причем, Достоевский технически тоньше обращался с идеями, тогда как "Толстой чаще брался за указку учителя и чаще ставил себя в положение, которое было бы смешным, если бы не было великим...". Он заново ставил вечные вопросы, а ведь "открытые вопросы объединяют людей", в то время как ответы, идеалы их разъединяют.       В подтверждающий коллективистский пандан померанцевской тезе - ответ толстовцев образца 20-х на один параллельный вопрос. А именно: когда их спросили, в чем они видят конечную цель жизни, они ответили, что она им неизвестна и непонятна, а свою задачу они видят в том, чтобы придать смысл жизни текущей.       И ещё раз то же - в исполнении самого Толстого: "Ум, который я имею и который люблю в других, - тот, когда человек не верит ни одной теории; проводя их дальше, разрушает каждую и, не доканчивая, строит новые". На практике это выглядело так. Что больше всего бесило Толстого в церкви как институте, так это присвоение ею права полагать себя истиной в последней инстанции, т. е. фактически, приватизировать будущее.       Развернуто он высказался по этому поводу в "Критике догматического богословия", свернуто - в следующем, последнем на сей раз эпизоде - разговоре с одним попом. Поп, в ответ на обстрел Толстым церковных обрядов, заявил, что эти обряды - как скорлупа на яйце. И если её сколупнуть прежде времени, то цыпленок нет, не выведется. На что Лев Николаевич мигом нашёлся, парировав поповский образный аргумент изящной бутадой. Нет, сказал он, скорлупа - это тело, цыпленок - это дух, а ваше церковное учение - это дерьмо на скорлупе.       Сегодняшняя (маркируемая взглядом на часы) система жизни устроена так, что вопросов снизу в ней не задаётся, а якобы ответы просто спускаются сверху вниз. Или - вбрасываются навроде камешков в болото. Оттого-то и является Толстой самым актуальным русским писателем. Ибо актуальность - это не тождество тому, что есть, но поверка этого тождества - типа, когда всем приличным людям становится неловко от того, что кто-то позволил в лелеемом ими "по умолчанию" тождестве усомниться.      Ко мне текст попал без ссылки на автора, но статья мне понравилась. Интересно, кто это написал? И когда? Если кто знает - сообщите. Заранее благодарен.